Будь я нормальным, такая мысль повергла бы меня в панику, но я, как-никак, урод, поэтому лишь улыбнулся. А улыбнувшись, придумал новую стратегию. Пришлось опасно свеситься со «стрелы», которую я уже называл «насестом». Зато когда получилось вцепиться зубами в узел, мой эмоциональный двойник прищелкнул пальцами, громко завопил и подпрыгнул. Где ж ты раньше-то был, злодей? Как я тебя звал, когда прощался с папой…

Дело пошло. Зубная боль, вкус пеньки и веревочные волокна во рту, но узел подался. Распуская его размашистыми движениями, я насвистывал гимн Испании. В восемь ноль-шесть я уже валялся на полу, переводя дыхание, а на груди у меня, свернувшись клубком, дремала веревка.

Преисполнившись духом авантюризма, я поставил внутренний будильник на половину двенадцатого и закрыл глаза. Чтобы уснуть, немного поигрался в танчики и бронетранспортер.

Казалось, не прошло и секунды, как в темноте вспыхнули огненные цифры: 23:30, заставив меня одним движением вскочить на ноги. Сердце колотилось, грозя порвать все вены и артерии разом, в ушах грохотало. Совсем не та нежная мелодия, которую пищал мой умный браслет в лучшие времена.

Первым делом я забеспокоился: а ну как часики сбились? Что если действительно минуты не прошло? Впрочем, я тут же утешил себя весьма прозрачным доводом: судя по тому, как затекли руки и ноги, на полу я действительно валялся несколько часов, а не минут.

На ощупь отыскал тарелку с холодным бобовым супом и подкрепился. Курятина пришлась весьма кстати. Во время трапезы я даже почти не морщился.

И вот время пришло. Без двух минут полночь я положил веревку перпендикулярно решетке и встал так, чтобы касаться ее носками ботинок. В тот миг, когда часы, минуты и секунды превратились в нули, я подпрыгнул.

Происходи дело в одной из тех бестолковых книжек, от которых ломились шкафы в маминой комнате, едва приземлившись, я должен бы зажмуриться от яркого света. Потом, приоткрыв один глаз, увидел бы злобного дракона, уничтожающего город. Открыв второй глаз, узрел бы делегацию людей и эльфов, которые дали бы мне меч и объяснили, что мое появление давно предсказано, и я — Убийца Драконов. Тут бы я бросился в бой, поверг чудовище, спас красивую, но недалекую девицу с минимумом одежды…

Но реальность оказалась куда интереснее, во всяком случае, для меня.

Подошвы ботинок ударили в пол. Я постоял, прислушиваясь к ощущениям. Что-то произошло, пока я был в воздухе, вот только что?

Присев, я попытался нащупать веревку… И не смог. Она исчезла. Я вытянулся вперед, стараясь пока не убирать ноги с места, на которое приземлился. Впереди веревки не оказалось, и единственной наградой за усилия послужила острая боль в правом плече. Похоже, Вероника перестаралась и наградила меня вывихом. Хотя, может, такой и был план.

Я осторожно вернулся в прежнее положение и ощупал пол сзади. А вот тут — тут обнаружилась веревка. Сантиметрах в тридцати от каблуков. Как будто пока я прыгал, кто-то передвинул камеру. Или веревку. Или меня?

Стыдно признаваться, но даже в этот момент, когда мой эмоциональный двойник пучил глаза и чесал в затылке, я настоящий думал, что мог бы и не совершать подвиг висельника-верхолаза, а просто встать у, скажем, пятого слева прута решетки, а потом посчитать, у какого оказался. Но, поскольку сокрушаться о минувшем я не привык, мысли мои довольно скоро вернулись к настоящему. И застыли.

— Ничего не понимаю, — пробормотал я. — Почему же мы ничего не чувств…

Я осекся, потому что поймал себя на лжи. Что значит, «не чувствуем»? А ветер? Этот странный ветер, что проносится над землей ровно в полночь? Вряд ли здесь две разных загадки. Да и Вероника упоминала какую-то «теорию ветра».

Гадать я не любил никогда, а для полноценных размышлений недоставало данных. Поэтому, вместо того чтобы ломать голову, я снова встал перед веревкой и повторил прыжок. Приземлился на то же место, с небольшой погрешностью — наступил носками на веревку. Но тут скорее сам виноват, никаких странных ощущений больше не было.

Итак, один раз в сутки, ровно в полночь.

Я улегся на шконку и впал в глубокую задумчивость. Когда час спустя к решетке беззвучно подкралось пятнышко света, я спрыгнул со шконки и прижался к прутьям. Джеронимо, сегодня в таком же белом комбинезоне, как и его сестра вчера, держал лампу-шарманку, но ручку не крутил.

— Аккум впендюрил, — пояснил он вместо приветствия. — Ну? Прыгал?

— И даже думал, — кивнул я. — Похоже, объяснение только одно: все летит к чертям собачьим.

— Точно! — Джеронимо в восторге ткнул в меня пальцем. — Или псу под хвост! Скажи, ты умеешь управлять реактивным самолетом? Очень важно, чтобы «да».

Глядя в его детские, переполненные восторгом предвкушения глаза, я почувствовал себя кругом виноватым. Джеронимо, очевидно, тоже начитался дурацких книжек и теперь воображал великолепные приключения на пути к великой цели. А я… Мне, видимо, предстоит продемонстрировать ему суровую реальность.

— Этого слишком мало, Джеронимо.

— Мотивации? — удивил он меня. Надо же, умен, действительно умен.

— Ага. — Я уселся на корточки, прислонившись спиной к решетке, и принялся объяснять: — Понимаешь, дело в том, что я не вижу интереса. Ты хочешь узнать, куда катится мир, и девять из десяти человек пойдут за тобой из интереса. Ну а я — десятый. Помню, как-то в детстве мама пыталась читать мне детектив, а я попросил ее перестать. «Как? — удивилась она. — Разве тебе неинтересно узнать, кто убийца?» Я ответил: «Нет, мама. Совсем не интересно. Больше того, я знаю, кто убийца. Это кто-то из персонажей, описанных в книге. Или, если дело обстоит хуже, кто-то из персонажей, пока в книге не появлявшихся. Ну и какое мне дело? Ткни пальцем в любого, назови убийцей, я подниму руки и скажу: «О'кей», кто бы это ни был». Понимаешь? Вот так и сейчас. Ты хочешь выяснить, что или кто тянет одеяло на себя, и это заставит тебя двигаться вперед хоть десять томов подряд. А я закрываю книгу уже сейчас. У меня хорошее воображение, я могу придумать сотни объяснений происходящему, и среди них будет немало тех, что окажутся куда интереснее правды. Так зачем мне участвовать в этой сомнительной истории? Что заставит меня идти вперед?

Сначала меня оглушила тишина. Я ждал, что Джеронимо вспылит или расплачется. Собственно, я не верил, что он даже дослушал мою речь хотя бы до середины. Я сидел и смотрел в стену камеры, когда боковым зрением уловил некий объект, пролезший сквозь решетку.

Я повернул голову и уткнулся носом в шестидюймовый экран смартфона. На меня с него смотрело немного обработанное смягчающим фотофильтром лицо сестры Джеронимо. Она улыбалась, а тошнотворно-розовая надпись, изгибаясь дугой, гласила: «Секреты Вероники».

Большой палец Джеронимо скользнул по экрану, и фото сменилось. Теперь Вероника явно не догадывалась, что позирует. Стоя в трусиках цвета хаки посреди комнаты, стены которой увешаны автоматами, она обеими руками держалась за нижний край водолазки.